сегодня: 29-03-2024
сообщений на этом форуме: 37
авторские разделы
все форумы
История

Автор: Jes · книжка Jes  
Отправлено: 2008-01-20 00:26:42  · найти в дереве · 

Бакунин в революции 1848-1849 гг.

Революция 24 февраля вновь открыла Б. двери Франции. Герцен, который по возвращении из Италии уже не застал Б. в Париже, рассказывает о его пребывании в революционной столице следующее:
«Он не выходил из казарм монтаньяров, ночевал у них, ел с ними и проповедовал, все проповедовал коммунизм et l'égalité du salaire (равную зарплату), нивелирование во имя равенства, освобождение всех славян, уничтожение всех Австрий, революцию en permanence (непрерывную), войну до избиения последнего врага. Префект с баррикад, Коссидьер (бывший член тайных обществ при монархии, после февральской революции — префект полиции в Париже) не знал, как выжить дорогого проповедника, и придумал с Флоконом (радикал, член Временного Правительства после февральской революции) отправить его в самом деле к славянам с братской акколадой (поцелуем) и уверенностью, что он там сломит себе шею и мешать не будет."Quel homme! Quel homme!" (Что за человек! Что за человек!) — говорил Коссидьер о Б.: в первый день революции это просто клад, а на другой день его надобно расстрелять».

Вот как сам Б. описывает революционный Париж: «Этот огромный город, центр европейского просвещения, обратился вдруг в дикий Кавказ: на каждой улице, почти на каждом месте, баррикады, взгромождённые как горы и досягавшие крыш, а на них между каменьями и сломанной мебелью, как лезгинцы в ущельях, работники в своих живописных блузах, почерневшие от пороху и вооружённые с головы до ног; из окон выглядывали боязливо толстые лавочники, épiciers (бакалейщики, мелочные торговцы), с поглупевшими от ужаса лицами; на улицах, на бульварах ни одного экипажа; исчезли все молодые и старые франты, все ненавистные львы с тросточками и лорнетами, а на место их мои благородные увриеры (рабочие), торжествующими ликующими толпами, с красными знамёнами, с патриотическими песнями, упивающиеся своею победою! И посреди этого безграничного раздолья, этого безумного упоенья, все были так незлобивы, сострадательны, человеколюбивы, честны, скромны, учтивы, любезны, остроумны, что только во Франции, да и во Франции только в одном Париже, можно увидеть подобную вещь! Жил потом с работниками более недели в Caserne des Tournons (казарма на ул. Турнон) в двух шагах от Люксембургского дворца... Ни в одном классе, никогда и нигде не нашёл я столько благородного самоотверженья, столько истинно трогательной честности, столько сердечной деликатности в обществе и столько любезной весёлости, соединённой с таким героизмом, как в этих простых необразованных людях, которые всегда были и будут в тысячи раз лучше своих предводителей!... Если бы эти люди, если бы французские работники вообще нашли бы себе достойного предводителя, умеющего понимать и любить их, то он сделал бы с ними чудеса.»

Головин передаёт слова Флокона, что Францией невозможно было бы управлять, если бы в ней было 300 Бакуниных. По его словам Флокон вручил Б. французский паспорт, 3000 франков на дорогу и поручил революционизировать Германию.
В первых числах апреля Б. приезжает во Франкфурт.

Б. сразу понял ту реакционную роль, которую играла в 1848г. немецкая буржуазия и возлагал все свои надежды на пролетариат и революционное крестьянство: «Немецкая буржуазия никогда не любила, не понимала и не хотела свободы. Она живёт в своём рабстве, спокойная и счастливая, как мышь в сыре, и хочет только чтобы сыр был большим. С 1815г. до наших дней она хотела лишь одного. Но этого одного она хотела с настойчивой, энергичной и достойной более благородного объекта страстью. Она хотела чувствовать себя под рукой могущественного господина, будь он жестокий и грубый деспот, лишь бы он мог дать в награду за её необходимое рабство, то, что она называет своим национальным величием, лишь бы он заставлял дрожать все народы, включая сюда и немецкий народ, во имя германской цивилизации» («Кнуто-Германская Империя»).
И уже тогда Б. понял и разоблачил всю суть буржуазного парламентаризма. Революция в Германии началась «неслыханным рядом народных торжеств. В продолжении какого-нибудь месяца после парижских февральских дней были сметены с лица немецкой земли все государственные и правительственные учреждения и силы почти без всяких народных усилий. Едва в Париже восторжествовала народная революция, как обезумевшие от страха и от презрения к себе правительства в Германии стали падать одно за другим. Было, правда, нечто вроде военного сопротивления в Берлине и Вене, но они были так ничтожны, что об них и говорить нечего.
Итак, революция победила в Германии почти без всякого кровопролития. Все оковы разбились, все преграды сломились сами собой. Немецкие революционеры могли сделать всё. Что же они сделали?...
Вожаки и политики демократической партии Германии... предпочитали бескровные и безопасные битвы в парламентах, которые барон Иелачич, хорватский бан и одно из орудий габсбурго-австрийской реакции, живописно прозвал "Заведениями для риторических упражнений"...
...во Франкфурте собрался из всех концов Германии весь цвет немецкого патриотизма и либерализма, немецкого ума и немецкой учёности... И вдруг, к общему изумлению, с самых первых дней оказалось, что, по крайней мере три четверти депутатов, вышедшие прямо из всеобщего народного избирательства, реакционеры. И не только реакционеры, но политические шалуны, очень учёные, но чрезвычайно невинные.»

Тем временем пролетариат в Париже терпит поражение. «Июньские дни, — пишет Б., — победа военного диктатора и республиканского генерала Кавиньяка над парижским пролетариатом, должны были бы открыть глаза демократам Германии. Июньская катастрофа была не только несчастием для парижских работников, но первым и, можно сказать, решительным поражением для революции в Европе. Реакционеры всех стран скорее и лучше поняли трагическое и столь выгодное для них значение июньских дней, чем революционеры, особенно немецкие...
Мудрено ли, что народ к ним охладел совершенно, потерял к ним и к их делу всякое доверие...»
А вот отрывок из письма Б. к Гервегу периода германской революции 1848г.: «Я, впрочем, очень мало интересуюсь парламентскими дебатами; эпоха парламентской жизни, ассамблей, учредилок, национальных собраний и т.п. уже прошла. И если задать себе прямо вопрос, то каждый должен признать, что в сущности он уже не чувствует никакого интереса или чувствует лишь принуждённый, воображаемый интерес к этим старым формам. Я не верю в конституцию и законы, самая лучшая конституция меня не в состоянии была бы удовлетворить. Нам нужно нечто иное: порыв и жизнь и новый, беззаконый, и потому свободный мир.»

С одной стороны до законченного анархического мировоззрения Б. ещё не дошёл, но с другой — его взгляды на организацию политической системы тогда были довольно близки к принципам первоначальной организации Советской власти (из той же «Исповеди»):
«Я думаю, что в России более, чем где, будет необходима сильная диктаторская власть, которая бы исключительно занялась возвышеньем и просвещеньем народных масс, — власть свободная по направлению и духу, но без парламентских форм; с печатаньем книг свободного содержания, но без свободы книгоиздательства; окружённая единомыслящими, окружёнными их советом, укреплённая их вольным действием, но неограниченная ничем и никем. Я говорил себе, что вся разница между таким диктаторством и между монархическою властью будет состоять в том, что первое, по духу своего установления, должно стремиться к тому, чтобы сделать своё существование как можно скорее ненужным, имея ввиду только свободу, самостоятельность и постепенную возмужалость народа; в то время как монархическая власть должна, напротив, стараться о том, чтоб существование её не переставало бы никогда быть необходимым, и потому должна содержать своих подданых в неизменяемом детстве».

Тогда же произошёл разрыв Б. с Марксом из-за следующего обстоятельства. Некто Борнштедт, революционер и соратник немецких социалистов, но, как впоследствии оказалось — немецкий политический агент, — предложил авантюристический план вооружённого вторжения легиона немецких рабочих из провозгласившей республику Франции в Германию с целью революционизирования последней. Борнштедту удалось склонить на свою сторону Гервега, которого, как своего друга, тут же поддержал и Бакунин. Маркс и его друзья высказались решительно против этой авантюры, резко нападая на Гервега. Сам Гервег не обманывался насчёт мотива Врем. Правительства Франции, желавшего сбыть с рук несколько тысяч ремесленников, оказывавших конкуренцию французам, но, тем не менее, довёл предприятие до его жалкого конца при Нидердоссенбахе (полный разгром легиона и бегство Гервега).
Позже (1871 г.) Б. открыто признавал правоту Маркса: «как я теперь думаю и откровенно высказываю, правы были М. и Э.: они лучше понимали общее положение дел. Но они нападали на Гервега с развязностью, присущей их нападкам, а я горячо защищал против них отсутствующего в Кёльне». М. и Э. рекомендовали членам «Союза коммунистов» не принимать в сомнительном предприятии какого-либо участия, а советовали им возвращаться в Германию поодиночке и там стараться стать во главе местного движения, что с большей пользой для дела и было выполнено коммунистами: всюду, где рабочее движение принимало мало-мальски серьёзный характер, во главе его, большей частью, стояли члены «Союза коммунистов», который оказался прекрасной подготовительной школой революции.

Уже тогда М. и Э. определённо высказывались против всяких необдуманных действий и за основательную подготовительную работу для дела революции вместе с рабочими, тогда как Б. в силу своей бунтарской природы и смутности воззрений готов был очертя голову броситься во всякое стихийное возмущение. По этому поводу существует интересный анекдот. Где-то в Богемии (а по Герцену — в Шварцвальде), кажется, Б. натолкнулся на толпу крестьян, осаждавших баронский замок, не будучи в состоянии овладеть им; Б. соскочил с тележки, построил крестьян в боевой порядок, дал им нужные наставления, и когда он снова влез на тележку, чтобы ехать дальше, замок уже пылал со всех 4 сторон.

Из Франкфурта Б. приезжает в Берлин, но остаётся там только в течение нескольких дней: его арестовывают, он получает приказ в кратчайшие сроки покинуть город. Б. направляется в Лейпциг, а затем в Бреславль, который он намеревался сделать своей генеральной квартирой в деле польско-русского и вообще славянского движения.

1 июня 1848 г. в Праге под председательством Палацкого открывается славянский съезд, в котором участвует 340 человек: 237 чехов, 42 южных славян, 60 поляков с русинами и один русский — М.А. Бакунин. Впрочем, из русских был ещё старообрядческий поп, но из Буковины (Олимпий Милорадов, впоследствии Б. пытался через него вовлечь в дело революции старообрядцев, но безуспешно). На съезде Б. пытается призвать участников «слить все частные дела славянских народов, их интересы, требования, вопросы в один нераздельный, великий славянский вопрос», но верх одерживает проавстрийская линия Палацкого. Б. же считал Австрию главным врагом славянства, неизлечимо больным, которого надо уничтожить для того, чтобы на её развалинах могла создаться вольная славянская федерация.

Несмотря на активное участие Б. в составлении манифеста съезда к европейским народам, финальная петиция его участников с выражением пожеланий австрийских славян заканчивалась уверениями в нерушимой верности и преданности австрийскому императорскому дому.
12 июня славянский съезд был внезапно прерван восстанием, неожиданно (для участников съезда) вспыхнувшем в Праге.
Какова была роль Б. в этом восстании точно неизвестно, ряд источников приписывает ему самое активное участие, в т.ч. инициацию бунта. Несомненно то, что Б. принял самое активное участие, но был ли он зачинщиком — сложно сказать. Вот что о Б. в Праге вспоминает в 1861 г. чех Фрич: «Он являлся всюду, где грозила малейшая опасность, помогал там, где никто не умел подать совета, участвовал во всех тайных и явных совещаниях... Б. сделал всё, что было в его силах, и в несколько дней добился такого значения и такого доверия революционной партии, что сношения с ним постоянно поддерживались и впоследствии»... Другой чех Сметс: «тщетно старался Б. предотвратить распыление сил и тщетно требовал он низвержения центрального комитета и введения строгой дисциплины».
Сам Б. в своей «Исповеди» Николаю I о своём участии в восстании пишет следующее: «Я пробыл в Праге до самой капитуляции, отправляя службу волонтёра, ходил с ружьём от одной баррикады к другой, несколько раз стрелял, но был, впрочем, во всём этом деле более как гость, не ожидая от него больших результатов... Прага капитулировала, я же на другой день рано отправился обратно в Бреславль...».

Однако, возможно, Б. намеренно принижает свою роль в пражском восстании, потому что там же, в «Исповеди», он излагает и свой план по разворачиванию революции из Праги в Богемию, Моравию и всю Словакию и австрийскую Шлезию: «В Праге должно заседать революционное правительство с неограниченной диктаторской властью. Изгнаны дворянство, всё противоборствующее духовенство, уничтожена в прах австрийская администрация, изгнаны все чиновники и только в Праге сохранены некоторые из главных, из более знающих для совета... Уничтожены также все клубы, журналы, все проявления болтливой анархии, все покорены одной диктаторской власти. Молодёжь и все способные люди, разделённые на категории по характеру, способностям и направлению каждого, были бы разосланы по целому краю для того, чтобы дать ему провизорную революционную и военную организацию. Народные массы должны были быть разделены на две части: одни, вооружённые, но вооружённые кое-как, оставались бы дома для сохранения нового порядка и были употреблены на партизанскую войну, если бы такая случилась. Молодые же люди, все неимущие, способные носить оружие, фабричные работники и ремесленники без занятий... составили бы регулярное войско. Издержки были бы огромны, но я надеялся, что они покроются отчасти конфискованными имениями, чрезвычайными налогами и ассигнациями вроде кошутовских (см. Кошут). У меня на то был особенный, более или менее фантастический финансовый проект»...

При всей своей крайности, эта программа была на тот момент и наиболее практичной, и наиболее передовой. Самой замечательной её стороной является и то, что она предвосхищает и существо Советской Власти (хотя большевики, пожалуй, сначала были бОльшими идеалистами: первые дни, практически весь год до покушения на Ленина СМИ и печать в молодой Советской Республике были свободны, а более жёсткие ограничения с высылкой несогласных писателей/философов, — были введены только после Кронштадского восстания и даже уже после победы в гражданской войне («философский пароход» с Бердяевым, С.Булгаковым, П.А.Сорокиным и др. — это 31 августа 1922г.)).

Замечательно, что и в конце 40-х годов, и в конце 60-х, когда он уже определённо стал на анархическую позицию и открывал компанию против «диктаторских замашек» и организационного демократического централизма марксистов, Б. на деле был архи-централистом в организационных вопросах и доводил диктатуру своей личности до таких пределов, о которых никогда и не смел бы мечтать Карл Маркс.

Из Бреславля беспокоемый полицией Б. отправился в Берлин, где встретился с Марксом и между ними произошло объяснение по следующему поводу.
6 июля 1848г. в «Новой Рейнской газете», выходившей в Кёльне под редакцией Маркса, появилась публикация корреспонденции из Парижа, в которой, со ссылкой на Жорж Санд (дескать, у неё есть подтверждающие документы) утверждалось, что Б. — агент царской России, играющий главную роль в недавних арестах поляков.
Б. немедленно протестовал против этой клеветы письмом, напечатанной в бреславльской газете «Allgemeine Oder-Zeitung» и через Рейхеля обратился к Жорж Санд с просьбой о разъяснении истории. Протест Б. был перепечатан в «Новой Рейнской газете» 16 июля, не дожидаясь ответа Жорж Санд.
Ответ Жорж Санд было напечатан 3 августа в той же «Новой Рейнской газете», в частности он содержал следующий текст: «Факты, изложенные вашим корреспондентов совершенно ложны. Я никогда не располагала ни малейшим доказательством инсинуаций, распространяемыми вами против Б. ... Я обращаюсь к вашей чести и вашей совести с просьбой немедленно напечатать это письмо в вашей газете».
Этот инцидент анархистские сообщества распространяют и поныне, как доказательство непорядочности Маркса по отношению к Б.. Но если бы они дали себе труда немного подумать, то должны были бы признать, что опубликование слуха, распространяемого про Б. тайком (и не в одних парижских кружках), в конечном счёте должно было только помочь ему, дав возможность гласно потребовать доказательств от клеветников и гласно опровергнуть клевету.
Б. встретился с М. в конце августа и объяснился по этому поводу, но неприятный осадок в сердце Б. от всей этой истории всё же должен был остаться.

Уже в сентябре Б., по требованию русского посольства, был подвергнут обыску и выслан из Берлина. Между прочим, ему вменили то, что он является агентом Ледрю-Роллена (член Временного правительства Второй Республики во Франции, провозглашённой за полгода до того) и готовит покушение на российского императора — последнее было главным пунктом обвинения против Б., когда он уже находился в заключении.
Б. едет через Лейпциг в Кэтен и там останавливается.

В начале 1849 г. выходит «Воззвание к славянам русского патриота Михаила Бакунина, члена славянского съезда в Праге», содержащее призыв к революции и агитации за неё. Вот несколько отрывков: «Что сделали деспоты? Они говорили между собою: восстание славян грозит нам гибелью; поищем средств, чтобы превратить славянское восстание в якорь нашего спасения. Какие же средства? Вот они: натравим славян на немцев, а немцев — на славян!... Вызовем для этого всю старую закоренелую ненависть, все справедливые и несправедливые предрассудки, все едва поколебленные причины взаимного подозрения и недоверия, шепнем им это в уши, чтобы отравить сердце, возмутить умы, ослепить души и распалить их друг против друга!... Если вы ждёте спасения от России, то предметов вашего упования должна быть не порабощённая холопская Россия со своим притеснителем и тираном, а возмущённая и восставшая для свободы Россия, сильный русский народ».
Судя по «Делу» Б., воззвание вызвало страшное негодование николаевских жандармов. Брошюра была ими охарактеризована как «гнусная, как и всё, что он написал», её «ядовитые возгласы» являются «оскорблением величества этим извергом», «а потому было бы необходимо послать даже отсюда верных людей, чтобы схватить этого злодея» — о чём гр. Орлов лично докладывал Николаю — и «сказал его величеству, что у меня не только духу не достало представить ему сих скверностей, но сам едва мог оные прочитать с омерзением».

«Воззвание к славянам» Б. вызвало критику (куда более конструктивную, конечно) и со стороны немецких демократов. В «Новой Рейнской Газете» 14-15 февраля вышла большая статья Энгельса «Демократический панславизм», где Б. упрекается в абстрактно-сентиментальной постановке вопроса и в уклонении от анализа реальных отношений. Вместе с тем, Энгельс в этой статье явно стоит на позиции, оправдывающей подчинение славянских народов (в силу их культурной неразвитости), кроме, разве что, поляков и русских; славянство названо Энгельсом «предающим революцию», он призывает к «истребительной борьбе» и «беспощадному террору» и в целом использует аргументы, которыми нынче принято оправдывать колониальную политику (вот где наши наци должны искать источник для своей ненависти к марксизму...).
И если Б. можно упрекать в отвлечённых гуманитарных разглагольствованиях, то тогдашним взглядам М. и Э. можно предъявить аналогичный упрёк, только в обратном смысле. У них история и реальный анализ употребляются для того, чтобы, как ехидно выразился Маркс по другому поводу, оправдать кнут только потому, что это кнут исторический.

В мае 1849г. Б. оказывается в Дрездене, где отказ саксонского правительства признать имперскую конституцию Германии, провозглашённую во Франкфурте, вызвал волнения и народные демонстрации, в ответ на которые солдаты стреляли в толпу. Тогда 3 мая были построены баррикады и саксонский король бежал. Составилось временное правительство из Гейбнера, Тширшера и Тодта, в продолжении нескольких дней революционеры владели городом. Деятельное участие в этой революционной вспышке принял и Б..
Маркс, в своей «Революции и контрреволюции в Германии», говоря о том, что сила восставших рекрутировались, главным образом, среди рабочих окрестных промышленных районов, замечает: «Они нашли спокойного и хладнокровного вождя в русском эмигранте Бакунине». Герцен: «Бакунин был там. ...Как только проднялось движение в Дрездене, он появился на баррикадах, — его там знали и очень любили.» Тогда же возникла легенда, что Б. для защиты города от прусских солдат посоветовал дрезденцам поставить на городские стены Мадонну Рафаэля. Немцы, дескать, zu klassisch gebildet (получили слишком классическое образование), чтобы позволить себе стрелять по Рафаэлю. Впрочем, местные революционеры, видимо, всё же больше знали своих... (а Бакунин не имел иллюзий только относительно русских солдат, считавший, что они в любом случае будут действовать так, как начальство прикажет, — так он отвечал на вопрос русских товарищей, поступил бы он так, если бы пришлось защищаться от русской армии (успешно под командование Паскевича подавившей тогда же венгерское восстание)).

Военное командование революцией своей неспособностью организовать оборону способствовало победе прусских войск гораздо больше, чем сами войска, действовавшие поначалу очень робко. Часть лидеров и поляки, испугавшись ложной тревоги сбежали через 3 дня после появления первых баррикад. Б. и Гейбнер остались. «Я остался не потому, чтоб надеялся на успех... только чудо могло спасти демократов, не было возможности восстановить порядка, всё было до такой степени перемешано, что никто не знал, ни что делать, ни куда, ни к кому обратиться. Я ожидал поражения, и остался отчасти потому, что как русский, более всех других подвергался подлым подозрениям и, не раз оклеветанный, я считал себя обязанным, как и Häubner (Гейбнер), выдержать до конца».
Кстати, до самого поражения в Дрезденской революции принял участие и Рихард Вагнер (тот, который потом стал знаменитым композитором).

Редактировано: 2008-01-20 20:21:02
Прочтений на форуме: 165843 
 

Сообщения в этом потоке:

Жизнь Бакунина с юных лет и до побега из Сибири (50683) - Jes - (727 b) - 2008-01-20 00:01:22
· Пленение, тюрьма, Сибирь и побег. (110443) - Jes - (12027 b) - 2008-01-20 00:30:28
· Бакунин в революции 1848-1849 гг. (165843) - Jes - (22289 b) - 2008-01-20 00:26:42
· Бакунин и Маркс. Жизнь в Париже. Клевета царского правительства. (34594) - Jes - (11358 b) - 2008-01-20 00:25:11
· Лишение Бакунина дворянского достоинства (68247) - Jes - (7261 b) - 2008-01-20 00:11:52
· Молодость Бакунина (32429) - Jes - (12452 b) - 2008-01-20 00:07:25

Все форумы: 

Ответить:

Имя/Ник:
Are you bot??= (покажите, что Вы не робот, пожалуйста)
Тема:

Сообщение:


В кавычках указано то, как надо набирать выражение для желаемого результата.

подчёркивание:"__я сказал!__" - я сказал!
выделение жирным:"**обратите внимание!**" - обратите внимание!
выделение курсивом: "\\на этом я ещё в пелёнках настаивал...\\" - на этом я ещё в пелёнках настаивал...
зачёркивание:"--бяка, не читайте--" - бяка, не читайте
отступы:пробелы
горизонтальная черта:|---|
центрирование:{{ваш текст}}
ссылки: http://www.commune.ru/:[место разработки выводов из дискуссий]

Размещение картинок/ссылок:
копируйте в поле редактирования URL (адрес) картинки/ссылки

На этом сайте нет места для вашей рекламы.


Зарегистрироваться
Почта:
Пароль:
Забыли пароль?